Божьи воины [Башня шутов. Божьи воины. Свет вечный] - Анджей Сапковский

Кусты зашевелились, лошадь фыркнула, а Рейневан подпрыгнул.

Из зарослей вышел, подтягивая штаны, дед, классический представитель местного фольклора. Один из бродячих попрошаек, сотнями выпрашивавших подаяние у женских монастырей и еду по корчмам и крестьянским дворам.

– Слава Иисусу Христу!

– Во веки веков, аминь.

Дед, разумеется, выглядел как положено типичному нищему. Его сермяга была испещрена разноцветными латками, лыковые лапти и кривая клюка говорили о том, что их владелец исходил немало дорог. Из-под драной шапки, материал для которой поставляли в основном зайцы и кошки, выглядывали красный нос и всклокоченная борода. В руке дед нес волочащуюся по земле торбу, а на шее – висящую на веревке оловянную кружку.

– Помоги вам святой Вацлав и святой Винцент, святая Петронелла и святая Ядвига, покровительница…

– Куда ведут эти дороги? – прервал литанию Шарлей. – Которая будет в Свидницу, дедушка?

– Э-э-э? – приложил дед ладонь к уху. – Чего говоришь?

– Куда, спрашиваю, дороги ведут?

– А-а-а… Дороги… Ага… Знаю! Вот энта идеть на Ольшаны… А та к Свебодзицам… А вон та… Это… Ну… Подзабыл, как ево…

– Не важно, – махнул рукой Шарлей. – Я уже понял. Если туда на Свебодзицы, то в противоположную сторону – на Становице, что на стшегомском тракте. Значит, к Свиднице через Яворову Гуру ведет как раз эта дорога. Будь здрав, дедок.

– Помоги вам святой Вацлав…

– А если, – на этот раз прервал Рейневан, – если кто-нибудь станет тебя о нас выпытывать… Так ты нас не видел. Понятно?

– А чего ж не понять? Помоги вам святая…

– А чтоб ты хорошо помнил, о чем тебя просили, – Шарлей пошарил в кошеле, – возьми-ка, дедушка, денежку.

– Батюшки-светы! Благодарствую! Помоги вам…

– И тебе тоже.

– Глянь, – Шарлей обернулся, прежде чем они немного отъехали, – посмотри только, Рейнмар, как он радуется, как ощупывает и обнюхивает монету, наслаждается ее толщиной и весом. Право же, такая картина – истинная награда для дающего.

Рейневан не ответил, занятый наблюдением за стаей птиц, неожиданно взлетевших над лесом.

– И верно, – продолжал балаболить Шарлей, с серьезной миной шагая рядом с лошадью, – никогда не надо безразлично и бездушно проходить мимо человеческого горя. Никогда не следует поворачиваться к бедняку спиной. В основном потому, что бедняк может неожиданно заехать клюкой по затылку. Ты меня слушаешь, Рейнмар?

– Нет. Гляжу на птиц.

– Какие птицы? О, псякрев! В лес! Скорее в лес! Живо!

Шарлей с размаху хлестнул лошадь по крупу, а сам кинулся в лес с такой скоростью, что рванувшаяся в галоп лошадь смогла его догнать только за линией деревьев. В лесу Рейневан соскочил с седла, затянул лошадь в чащу, потом присоединился к демериту, наблюдающему за дорогой из-за деревьев. Некоторое время все было спокойно, птицы замолкли, стало так тихо, что Рейневан уже готов был посмеяться над Шарлеем и его излишними опасениями. Но не успел.

На распутье влетели четыре всадника, под ломот копыт и храп лошадей окружили деда.

– Это не стшегомские, – буркнул Шарлей. – А значит, это… Рейнмар?

– Да, – глухо подтвердил тот. – Это они.

Кирьелейсон, наклонившись в седле, громко спрашивал о чем-то деда. Сторк из Горговиц напирал на него конем. Дед крутил головой, молитвенно сводил руки, несомненно, желая, чтобы конникам помогала святая Петронелла.

– Кунц Аулок, – узнал, удивив Рейневана, Шарлей, – он же Кирьелейсон, разбойник, а ведь надо же – рыцарь из известного рода. Сторк из Горговиц и Сыбек из Кобылейглавы, редкостные мерзавцы. А вон тот, в куньей шапке, – Вальтер де Барби. Преданный епископом анафеме за нападение на фольварк в Очицах, собственность рацибужских доминиканок. Ты не говорил, Рейнмар, что по твоим следам идут аж такие знаменитости.

Дед упал на колени, по-прежнему, сложив руки, умолял, кричал и колотил себя в грудь. Кирьелейсон свесился с седла и хлестнул его по спине плеткой, вслед за ним воспользовались плетками Сторк и остальные, причем возникла толкотня, во время которой все мешали друг другу, а кони начали пугаться и биться боками. Поэтому Сторк и про́клятый епископом де Барби соскочили с седел и принялись дубасить вопящего деда кулаками, а когда тот упал, начали бить ногами. Дед кричал и выл так, что аж жалость брала.

Рейневан выругался, ударил кулаком по земле. Шарлей косо взглянул на него.

– Нет, Рейневан, – холодно сказал он. – И не думай. Это не французские куколки из Стшегома. Это четверо тертых-перетертых, вооруженных до зубов бандитов и мясников. Это Кунц Аулок, с которым, пожалуй, я не управился бы даже один на один. Так что отбрось глупые мысли и надежды. Надо сидеть тихо, как мышь под метлой.

– И смотреть, как мордуют ни в чем не повинного человека?

– Именно, – ответил демерит, не опуская взгляда. – Потому что если уж выбирать, то моя жизнь мне гораздо милее. А я, кроме всего прочего, еще задолжал нескольким людям. Было бы неэтично и глупо рисковать, лишив их шансов вернуть свои деньги. Впрочем, мы напрасно болтаем. Все уже кончилось. Им надоело.

Действительно, де Барби и Сторк угостили деда несколькими прощальными пинками, наплевали на него, запрыгнули на коней, и через минуту разбойничья шайка уже мчалась галопом, погикивая и взбивая пыль, в сторону Яворовой Гуры и Свидницы.

– Не выдал, – вздохнул Рейневан. – Избили его и испинали, а он нас не выдал. Вопреки твоим насмешкам нас спасла поданная бедолаге милостыня. Ибо милосердие и щедрость…

– Если б Кирьелейсон, вместо того чтобы хвататься за плеть, дал ему скойца, дедуня выдал бы нас не задумываясь, – холодно бросил Шарлей. – Едем. К сожалению, снова по дикому бездорожью. Кто-то тут, помнится, совсем недавно хвастался, что оторвался от погони и замел за собой следы.

– А не следует ли, – Рейневан как бы не заметил сарказма и глядел, как дед, ползая на четвереньках, ищет во рву шапку, – а не следует ли отблагодарить? Дать ему еще немножко? У тебя же есть полученные от грабежа деньги, Шарлей. Прояви чуточку милосердия.

– Не могу. – В бутылочных глазах демерита сверкнула издевка. – И как раз из милосердия. Я дал деду фальшивую монету. Если вздумает расплатиться одной, его только вздуют. А если поймают с несколькими – повесят. Так что я милосердно позволю ему избежать такой участи. В лес, Рейнмар, в лес. Не будем терять времени.

* * *

Пошел краткий и теплый дождь, а как только он прекратился, лес начал затягивать туман. Птицы молчали. Было тихо, как в церкви.

– Твое гробовое молчание, – проговорил наконец шедший рядом с лошадью Шарлей, – вроде бы о чем-то говорит. Похоже, о недовольстве. Попробую угадать… Дедок?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});